ФОРУМ ПЛЕЯДЫ/СТОЖАРЫ • Просмотр темы - Проза

For quick login in and fast entrance.
Партнеры
I want to register FAQ Login 

Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 299 ]  На страницу Пред.  1 ... 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30  След.

# 36786 Добавлено: 20 сен 2017, 22:59 

 Re: Проза
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 11 сен 2013, 18:15
Сообщения: 4178
Cпасибо сказано: 1109
Спасибо получено:
1643 раз в 1453 сообщениях
Пол: Женский
АЛХИМИЯ // #Наш_с_тобой_дом

Кот восседал на бревне и внимательно следил за тем, как бурлит зеленое варево. От котелка поднимался фиолетовый дым, который пах лесом и полевыми цветами.
- Вроде всё по рецепту, - неуверенно сказал я, подкладывая дрова в костёр.
Подумав немного, я ещё раз помешал зелье. Варево булькнуло, а затем раздался громкий треск. По краю металлического котелка пробежала шаровая молния
- Э-эм... Ты не помнишь, у Мор было также?
Зелье вновь выстрелило электрическим разрядом, а затем забурлило сильнее. Вместе с Мефистофелем мы невольно попятились назад.
- Послушай, усатый. Я, конечно, не алхимик... Но...
Котелок затрясся, словно во время землетрясения.
- ... тебе не кажется, что мы снова что-то напутали?
Шаровые молнии посыпались из котла, словно икра из рыбы. Что-то в глубине кипящей жидкости зашевелилось и было готово вот-вот рвануть.
- Назад, Меф! Назад!!!
Кот крутанулся на месте, и с громким «Мяу!» в два прыжка скрылся в зарослях шиповника. Мне не хватило его ловкости, поэтому я просто упал на землю, прикрыв голову руками. В следующую секунду раздался оглушительный громовой разряд, и лес на пару мгновений осветился ярко-голубым светом.
- Да чтоб она провалилась со своими рецептами! – выругался я, отряхиваясь, - Ты только взгляни! За нами след, как от артобстрела.
Головешки от костра раскидало по лесу. На месте, где ещё секунду назад бурлил котелок, образовалась воронка, от которой поднимался фиолетовый дым. Я принюхался. Дым пах лесом и полевыми цветами.
- Проще добыть плутоний, чем разобраться в рецептах этой ведьмы. Так. Что мы опять сделали не так?
Я раскрыл пожелтевшую тетрадь, исписанную мелким каллиграфическим почерком. Почти на каждой странице текст был разбавлен спиралями, пентаграммами, и прочими непонятными колдовскими символами. Найдя нужную запись, я начал читать, стараясь не пропустить ни единой буквы:
- «Возьмите треть октябрьского дождя, треть росы, собранной в полнолуние и треть сибирского самогона». Что ж... По крайней мере, с последним ингредиентом проблем не будет. «Смешайте всё в серебряном котле, добавив щепотку соли северного океана».
Я взглянул на кота, который в этот момент выбирался из кустов. Мефистофель отряхнулся и, вылизав шерсть, вновь запрыгнул на бревно. Несколько секунд я неотрывно следил за каждым его движением, пока кот не поднял глаза. Встретив мой взгляд, Меф развернулся и, как ни в чём не бывало, зашагал обратно в кусты, словно вспомнил, что его там ждали крайне важные дела.
- Стоять! Я сказал, стоять, усатый!
Кот нехотя остановился, но не обернулся.
- Признавайся, комок шерсти. Ты ведь схалтурил?! Ты не летал на север?
Кот завилял хвостом.
- Сукин ты сын, Меф. Вот, где нам теперь искать остальные ингредиенты? И не надо делать вид, что это какая-то мелочь! Ты только послушай, что она здесь пишет! – я перевернул страницу и ткнул пальцем в текст, - «Китовьим усом подвяжите два серебрянных слитка, после чего расплавьте их в драконьем пламени. Получившуюся суспензию смешайте с глицерином, спиртом и ядом ужа».
Я посмотрел на кота. Затем в книгу. Затем вновь на кота.
- Ты слышал это? Смешайте с ядом ужа! Где я, скажите на милость, достану яд грёбанного ужа? Ужи вообще не ядовитые!
Меф подошел и недоверчиво посмотрел в тетрадь.
- Вот, - показал я ему, - здесь так и написано. Ну ладно, допустим, она имела в виду тигрового ужа, которых мы с тобой два месяца ловили по болотам. Немного яда у меня ещё осталось. А вот с этим, что делать, а? «Сведите Солнце с Меркурием, добавив три грамма Святого Духа».
Кот ткнул лапой в один из рисунков.
- Да знаю я, знаю. Солнце – соль, Меркурий – ртуть, а Дух – это сера. Мне Парацельс как-то рассказывал. Правда, мы с ним тогда знатно напились, поэтому не уверен, что я запомнил правильно. Я про другое говорю. Как мне их сводить вместе? В каких пропорциях? Сколько мешать? А чёрт, усатый, это какое-то издевательство.
Я захлопнул тетрадь, достал из плаща сигарету и закурил.
- В общем, лети за океанской водой, а я ещё здесь подумаю. Только прошу, в этот раз никакой халтуры! Если не видишь, как белый медведь доедает моржа, значит ты ещё не долетел до места.
Кот недовольно фыркнул. Он отошел в глубину леса, а через пару минут оттуда донесся ветер от размеренных взмахов гигантских крыльев. Я проводил взглядом удаляющуюся по ночному небу тень, и вновь стал разводить костёр.

Приготовления были окончены, и в серебряном котле снова бурлило зеленое зелье.
- Так, усатый. Если в этот раз ничего не выйдет, нам придётся снова носиться по миру, потому что это последние ингредиенты. Ну, что ж... Приступим.
Тетрадь, которой не давали покоя последние месяцы, сама раскрылась на нужной странице, стоило мне перевернуть обложку. Алхимический процесс начался.
- «Добавьте три белые герберы, разрезанные спиралью». Сделано! Что дальше? «После этого помешайте эликсир, и посыпьте его смесью восточных трав». Чего стоишь, усатый. Подай мне тот пакетик. Отлично. Читаем дальше. «Сдерите заживо шкуру с чёрного кота, после чего бросьте его в котёл ногами кверху».
Меф вскинул голову и попятился назад. Его глаза расширились до немыслимых размеров.
- Да шучу я, шучу. Нет здесь такой записи, - усмехнувшись, я погладил кота, и продолжил чтение: – «Мешайте эликсир до тех пор, пока над котлом не появится фиолетовый дым. После этого добавьте огня и ждите сигнала». Так, усатый. Максимальная концентрация. В последний раз, на этом моменте наш эликсир размотало по окрестным соснам. Приготовься...
Над котелком поднялся фиолетовый дым. На этот раз его запах был другим, и отдаленно напоминал аромат того самого зелья, которое мы безуспешно пытались сварить на протяжении последних трёх месяцев. Что-то неуловимо знакомое... Что-то родное.
- Смотри, Меф! Смотри!
Серебрянный котёл засветился в ночи лунным светом. Дым закружился спиралью.
- Тащи быстрее! Сюда!
Я достал из деревянной шкатулки последний, самый главный ингредиент. Тонкая веточка с резными листьями и черными ягодами, обвязанная прядью таких же чёрных волос.
- Момент истины, Меф. Посмотрим, что получится на этот раз.
Я бросил ветвь в кипящий эликсир. Несколько секунд ничего не происходило, а затем котёл вдруг перестал светиться. Мы с котом почти не дышали, наблюдая за происходящим. Через минуту, когда надежда на успех уже почти нас покинула, зелье вдруг перестало бурлить. Где-то в лесу раздался громовой разряд и на нас обрушился холодный ветер, прилетевший из ночи. В мгновение ока буря потушила костёр и так же резко утихла.
Повисла тишина.
- Ты чувствуешь? – шёпотом спросил я у кота, - Неужели получилось?
Осторожно, стараясь не расплескать ни капли, я перелил эликсир в хрустальный флакон. Подняв над головой, посмотрел на зелье в лунном свете. Сомнений не оставалось. Это то, что мы искали.
- Невероятно... Мы всё-таки смогли это сделать.
Я приоткрыл крышку, и мы с котом с наслаждением вдохнули запах, которого нам так отчаянно не хватало на протяжении последнего года. Запах тепла, осеннего ветра и черной смородины. Запах Морриган.
Так мы и сидели, закрыв глаза, посреди вечного сумеречного леса. Впервые за долгое время я чувствовал себя дома. В моих руках был хрустальный флакон с тёмнокрасным эликсиром, что переливался и играл в сиянии лунного света.
Это были её духи.

#ДомИсторий

_________________
Отрешись на миг от этого мира и спляши дикий танец природы. Почувствуй в себе силу. А если кто-то будет отвлекать - стукни метлой и пляши дальше


Başa Dön Вернуться к началу
 Профиль  
Cпасибо сказано 

# 37024 Добавлено: 06 окт 2017, 19:29 

 Re: Проза
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 11 сен 2013, 18:15
Сообщения: 4178
Cпасибо сказано: 1109
Спасибо получено:
1643 раз в 1453 сообщениях
Пол: Женский
Избранный

Я вывалил на прилавок изрядную кучу громыхающего железа и почтительно кивнул гному-кузнецу.
- Добрый день. Я к Вам.
- Вижу, - хмыкнул кузнец.
- Вот это я хотел бы продать, а вот это починить. Ну и подкупить кое-чего, на что денег хватит.
Кузнец вытащил из кучи иззубренный ржавый ятаган и скривился.
-Ладно, на переплавку сгодится. Восемьдесят шесть монет за всё.
- Идёт, - быстро согласился я. - А за ремонт сколько?
- Четыре монеты, - ответил кузнец, оглядев моё снаряжение. - Это займёт немного времени, можешь пока выбирать, что там тебе нужно.
Я двинулся вдоль прилавка, разглядывая товары.
- Почём эта кольчуга?
- Восемьсот, - ответил кузнец, не оборачиваясь.
- А щит?
- Сто двадцать.
- А топор?
- Двести. Руками не трогай, я всё вижу!
Я поспешно убрал руки за спину.
- А это что? Упряжь для лошади?
- Где? - кузнец проследил за моим взглядом и фыркнул. - Нет, конечно. У нас доспехи, оружие, при чём тут лошади?
- И что же это? Доспех или оружие?
- Доспех, - без тени сомнения ответил кузнец. - Ну и оружие тоже, в некотором роде.
Он подцепил пальцем переплетение кожаных ремешков, украшенных серебряными черепами, встряхнул и причмокнул.
- Униформа Тёмного Легиона, - сообщил он мне. - Женский вариант, разумеется. На демонессах смотрится просто потрясающе! Вон, гляньте.
Гном ткнул пальцем в сторону большого постера на стене. Я пригляделся. С постера призывно улыбалась белокурая эльфийка в кольчужных стрингах и короткой кольчужке с открытым пупком. Над её головой сияла золотая надпись "Я твоя!"
- Эээ... - протянул я.
- Ой, простите,- смутился гном. - Ошибся. Вон на той стене.
Постер на другой стене изображал демонессу в чёрном латексе, с чёрными струящимися волосами, черным лаком на острых ногтях, в чёрных кожаных сапогах на шпильках и с чёрной плёткой-ламией в руках. Над её головой змеилась чёрная же надпись "Ты мой!"
Гном-кузнец снова встряхнул кожаную упряжь, наслаждаясь звоном серебряных черепков и довольно огладил бороду.
- Раскупают, как горячие пирожки! - похвастался он. - Недавно получил большой заказ от Тёмной канцелярии, на два женских батальона. Очень неплохие деньги, между прочим.
- Вы продаёте доспехи Тёмной стороне? - удивился я.
- А что такое? - пожал плечами гном. - Я и Светлым тоже продаю. Поддерживаю равновесие, так сказать. Поскольку законопослушный нейтрал, так-то.
Он вытащил из-под прилавка золотистое бикини и демонстративно уложил рядом с черной униформой.
- Красиво, да?
- Красиво, - признал я. - Но вряд ли функционально.
- Много ты понимаешь! - обиделся гном. - Ты думаешь, эти доспехи предназначены для защиты? Останавливать стрелы и топоры? Как бы не так!
- А для чего же?
Гном сердито засопел в бороду.
- Скажи-ка мне, умник, в чём залог победы?
- Нууу, не знаю, - протянул я. - Во-первых, конечно, людские ресурсы. Потом магия, технология... снаряжение, опять же...
- Ерунда, - отмахнулся кузнец. - Силы враждующих сторон могут быть совершенно любыми. Можно выиграть у целой империи, имея на старте лишь горстку плохо вооруженных крестьян и пару лучников. Наука, техника, магия или религия - это всё пустое, они почти ничего не решают. Лишь один-единственный фактор определяет, кто в итоге победит. И имя ему...
- Избранный, - прошептал я.
- Правильно, - кивнул гном. - Избранный. Загадочная личность неизвестного происхождения, он может быть кем угодно и каким угодно, он является в мир голым и босым, без гроша в кармане, ничего не умеет, ничего не знает, зачастую и не помнит ничегошеньки, даже собственного имени. Но это и не важно. Всё-равно победит лишь та сторона, к которой он решит присоединиться. Так ведь?
- Так, - согласился я.
- Ну вот. Весь этот антураж, - гном обвёл рукой прилавок, - все предлагаемые плюшки, захватывающие квесты, вся эта светлая и тёмная магия, титулы и ранги - всё служит одной-единственной цели, привлечь Избранного на свою сторону. Но деньгами и званиями сейчас, сам понимаешь, никого уже не соблазнить. А вот это, - гном снова указал пальцем сперва на один, потом на другой постер, - всё ещё работает. Неудобно, не функционально, да, позору, опять же, не оберёшься, но девочки стараются. Всё для фронта, всё для победы, и так далее.
- То есть, в тысячелетнем противостоянии Света и Тьмы... - начал я.
- Победят те, у кого сиськи больше, - закончил гном.

© Петр Бормор

_________________
Отрешись на миг от этого мира и спляши дикий танец природы. Почувствуй в себе силу. А если кто-то будет отвлекать - стукни метлой и пляши дальше


За это сообщение пользователю Svetlana "Спасибо" сказали:
Путник
Başa Dön Вернуться к началу
 Профиль  
Cпасибо сказано 

# 37334 Добавлено: 06 дек 2017, 19:21 

 Re: Проза
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 11 сен 2013, 18:15
Сообщения: 4178
Cпасибо сказано: 1109
Спасибо получено:
1643 раз в 1453 сообщениях
Пол: Женский
Декабрь сочиться сквозь пальцы. Сгребаешь его предпоследние дни в ладонь, параллельно осознавая мысль, что и последние дни года, рассматриваешь как в ее центре дни тают словно снежинки за окном и текут через пальцы. Как текут по твоим щекам слезы. И что-то теплеет внутри. Когда плачешь, значит в глубинных слоях души наконец-то стал сходить снег твоей замороженности, неспешно оттаивает, превращаясь в горячие капли соленого моря на твоих пухлых щеках. Бороздки воды, проводя пальцами по ним, ощущаешь легкий приступ весны, до которой невообразимо далеко, если искать ее вовне; дуновение свободы, где неопределенность манит сделанным и не сделанным выбором, принятыми и непринятыми решениями, сказанными и несказанными словами; шелест ощущений, когда ни до ни после в жизни больше не разделяется, а сливает в одну точку двойственность, открывая тебе путь к принятию своей целостности. Когда смысл испечь пухлобокие пирожки с яблоками, корицей и гречишным медом несёт в себе в разы больше жизни, чем поиски ее по умным книгам и размышлениям. Все размышления заканчиваются, когда начинаются твои посиделки за чаем с близким другом поздней ночью где-то в районе трех. За окном метель, на стекле гирлянда. Мигает, и свечи, расставленные на столе, одну из ты непременно неуклюже зацепишь рукой, подливая чай родной душе; воск прольется на пальцы, запечатывая очередную трещинку или неудачу внутри. После ты его сколупнешь как болячку в детстве и увидишь на обратной стороне причудливо застывшей фигуры твои черточки, шероховатости, мизерный рисунок кожи. Время вынимать пряники с верхней полке. Друзей ими важно кормить. Помни.
Определенность застыла, как пролитый воск на пальцы. Неопределенность сродни танцующему пламени свечи. Сожжет, озарит, поджарит, согреет, уничтожит, опалит края - выбирать тебе. Можно просто сидеть и созерцать пока не разглядишь в огне бегающую саламандру или колыхающееся перышко. Поймай их на кольцо и они принесут тебе силы и счастье. Поймай неопределенность и она откроет тебе момент сейчас. Где возможно всё. Где возможен ты. Даже когда ты себя отрицаешь. Особенно когда себя отрицаешь...

_________________
Отрешись на миг от этого мира и спляши дикий танец природы. Почувствуй в себе силу. А если кто-то будет отвлекать - стукни метлой и пляши дальше


За это сообщение пользователю Svetlana "Спасибо" сказали:
Harell
Başa Dön Вернуться к началу
 Профиль  
Cпасибо сказано 

# 37354 Добавлено: 13 дек 2017, 16:02 

 Re: Проза
Не в сети
Администратор
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 05 май 2012, 15:02
Сообщения: 16957
Cпасибо сказано: 4295
Спасибо получено:
4337 раз в 3861 сообщениях
Пол: Женский
Леонид Андреев. Правила добра

Изображение

I глава


Кто не любит добра?
Случилось так, что некий здоровенный пожилой черт, по тамошнему прозвищу Носач, вдруг возлюбил добро. В молодости своей, как и все черти, он увлекался пакостничеством, но с годами вступил в разум и почувствовал святое недовольство. Хотя по природе он был чертом крепкого здоровья, но излишества несколько пошатнули его, и пакостничать уже больше не хотелось; склонность же к порядку - добродетель, весьма распространенная среди чертей, - твердый, положительный, хотя несколько и туповатый ум, некая беспредметная тоска, особенно овладевавшая им по праздникам, и, наконец, неимение опоры в семье и детях, так как Носач остался холостяком, - постепенно поколебали его убеждение, будто ад и адские порядки есть окончательное воплощение разума в бессмертную жизнь. Он с жадностью искал работы, чтобы отвлечься от своих тяжелых сомнений, и перепробовал ряд профессий, прежде чем надолго и окончательно не устроился при одной маленькой католической церкви во Флоренции в качестве соблазнителя. Тут он, выражаясь его словами, отдохнул душою; и тут же, по времени, было положено начало его новой подвижнической жизни.
Церковь была маленькая, и работы Носачу представлялось немного. От мелких пакостей, на которые так склонны юные черти, как-то: задувание восковых свечей, подставление ножки псаломщику и нашептывание молящимся старухам беспричинных гадостей, он уклонялся, чувствуя скуку, серьезное же дело не навертывалось. Молящиеся все были люди скромные, тихие и дьявольским наветам поддавались туго: ни золотом, которого они не видали, ни огневой любовью, которой они не знали никогда, ни гордыми мечтаниями высокого честолюбия, совершенно чуждого их непритязательной жизни, не
удавалось Носачу поколебать мир и тишину их неглубоких душ. Пустяковые же грехи они охотно творили сами, и не было у черта ни надобности, ни охоты даром тратить воображение на приискивание новых, тем более что круг маленьких грехов весьма ограничен. Пытался он первоначально ввергнуть в бездну соблазна самого попа, но и тут потерпел естественную неудачу: поп был старенький, беззубый, наполовину впавший в детство - и, как дитя, невинный. Если черту и удавалось во время богослужения вышибить у попа из памяти необходимые слова и заменить их неподходящими и даже соблазнительными; если удавалось обкормить попика кашей или заставить проспать утреннюю мессу, - то и в этом был только внешний, формальный грех, а грех настоящий отсутствовал: разницу между тем и другим прекрасно
чувствовал прирожденный черт. И мало-помалу в свои прямые обязанности соблазнителя он начал вносить равнодушие и холод формализма: наскоро расскажет старухе неприличный анекдот, плюнет раза два-три в угол, заставит попика каждый раз в одном и том же месте перепутать слова, и поскорее усядется на свое излюбленное место в тени колонны - по украденному молитвеннику внимательно следит за службой.
Такое времяпровождение, хотя и приятное, было, однако, враждебно деятельной натуре пожилого черта: и, незаметно для себя, он втянулся в обиход церковный, разделил интересы домоправительства, стал чем-то вроде второго сверхштатного сторожа. По утрам подметал церковь и чистил медные ручки, во время службы поправлял лампады и вместе с верующими гнусаво подтягивал клиру: "Ora pro nobis". И, входя в церковь снаружи, он уже привычным жестом окунал лапу в кропильницу со святой водой и кропил себя, а когда все шли под благословение, то шел и он, слегка толкаясь, по своей грубоватой дьявольской привычке. В редкие свои посещения ада, куда он являлся, как и все черти, с фальшивыми докладами. Носач все больше и больше преисполнялся отвращением к его шуму, гвалту, грязи и дикой неразберихе.
Визгливые ведьмы, которым в свое время он отдал полную дань восторга, ныне преисполняли его чувством омерзения; и не одной из них со своею былою ловкостью он прищемил хвост в дверях, радуясь страху и мучениям несчастной.
И так как все непрерывно лгали, и каждое слово каждого было ложью, и сатана лгал впереди всех и за всех, то начинала, с непривычки, болеть голова, и скорее хотелось на воздух. После одной из таких побывок Носач с особым удовольствием вернулся в тихую церковь и двое суток, как убитый, спал за колонной; проснувшись же, принял видимость и решительно направился к попику в исповедальню: был именно тот час, когда верующие исповедывались.
Попик очень удивился, что незнакомый пожилой господин с тщательно выбритым, сухим лицом, имевшим постное и даже мрачное выражение благодаря огромному отвислому носу и резким складкам вокруг тонких губ, есть самый настоящий черт. Но когда Носач клятвенно подтвердил свое заявление, стал с детским любопытством расспрашивать его об адских делах. Но черт только отмахивался рукой и угрюмо ворчал:
- Ах, и не говорите, святой отец, это - не жизнь, а чистый ад.
- А где же твои рога? - спрашивал поп. - И где же твои копыта? И ты зачем ко мне пришел: соблазнить меня хочешь или покаяться? Если соблазнить, то напрасно, - меня, сударь, соблазнить нельзя.
Попик засмеялся и похлопал его по плечу.
- А кашу помните? - угрюмо спросил черт.
- Какую кашу? - удивился попик.
- А на той неделе, в субботу, помните? Вы еще много съели, помните?
Попик заволновался:
- Так это ты мне? А-й-ай-ай-ай-ай! Поди прочь! Поди прочь отсюда, не
хочу тебя и видеть! Надевай свои рога и уходи, а то сторожа позову.
- Я покаяться пришел, а вы меня гоните! - уныло сказал черт. - А еще, сказано, одну заблудшую овцу...
- Так ты и Евангелие знаешь! - удивился старичок.
Черт строго и гордо ответил:
- Проэкзаменуйте.
- Так, так, так! Ты, значит, серьезно, - а?
- Проэкзаменуйте.
- Ну, и удивил же ты меня... не знаю, как тебя назвать, ах, удивил. Пойдем же ко мне, я тебя поэкзаменую: тут тебе пока не место. Скажите, пожалуйста, черт, а Евангелие знает!.. Пойдем! Пойдем!
И целый вечер у себя на дому попик экзаменовал Носача и восторженно
удивлялся:
- Да ты богослов! Ей-богу, богослов. Ты занимался, что ли, этими вопросами?
- Занимался-таки, - скромно подтвердил черт.
Вообще хотя он держался и скромно, но с большим достоинством, не лебезил, не забегал вперед, и сразу видно было, что это - черт строгий и положительный. Своими огромными познаниями он нисколько не кичился и все
больше и больше нравился добродушному старому попику.
- Так чего же ты хочешь? - спросил поп.
Черт с размаху бухнул на колени и завопи:
- Святой отец, разрешите и научите меня творить добрые дела! Стосковался я о добре, святой отец. Жить не могу без добра, а как его творить, еще не ведаю. От сатаны же и от дел его отрекаюсь вовеки: тьфу, тьфу, тьфу!
Когда волнение поулеглось, попик благодушно похлопал черта по плечу, для чего ему пришлось приподняться на цыпочки: Носач чуть не вдвое был выше ростом. От прикосновения черт устранился, - он не любил фамильярного
обращения, - и с угрюмостью, составлявшей главную черту его характера, настойчиво спросил:
- Так как же, святой отец, научите?
- Добру-то? Можно. Это можно? Но только знаешь ли ты творения святых отцов? В библии ты силен, но этого, дружок, пожалуй, маловато. Да, маловато! Иди-ка погуляй, а я тебе вечерком составлю списочек: что читать.
Черт уже выходил, когда попик, с любопытством глядевший на его широкую спину, остановил его вопросом:
- Послушай, милейший: ты всегда это носишь?..
- Одежду?
- Нет, все это, - попик неопределенно очертил рукою фигуру дьявола, -
вот у тебя нос этакой грушей... у тебя всегда так? И лицо у тебя очень постное, как будто ты мало кушаешь, и одежда у тебя черная... Мне это нравится, но всегда у тебя так, или же ты имеешь и другой вид? Если имеешь, то покажи, пожалуйста: я хоть и стар, а чертей еще никогда не видал.
Дьявол мрачно солгал:
- Другого вида не имею.
- Нет? Ну, что ж поделаешь: нет, так и нет. Иди же погуляй, а я поработаю. Хоть я давеча и сказал тебе комплименты, что ты богослов, но ты еще мало... - попик значительно поднял палец, - очень еще мало знаешь. Да!
- А про добро узнаю? Мне главное про добро узнать.
Попик успокоительно сказал:
- Про все узнаешь. Столько книг прочесть, да не узнать: какой ты,
брат, мнительный!
Два года сидел черт над книгами и мучительно доискивался: что есть добро и как его делать так, чтобы не вышло зла. С древнееврейским языком черт и раньше был хорошо знаком, а теперь изучил еще и греческий: все читал в подлиннике, сверял, отыскивал ошибки, доселе ускользавшие от общего внимания, не без остроумия и даже убедительности создавал новые
богословские схемы, впадая в несомненную ересь. Совсем измучился и даже похудел, но ответа на свой вопрос так-таки найти не мог и впал под конец в отчаяние. Два года терпел, ничего, а тут так вдруг загорелось и так страшно стало, что пошел к попу среди ночи и разбудил его: помогите!
- Ну, говори, несчастный, что такое у тебя случилось?
- Да то и случилось, что прочел я все ваши книги, а как допрежде не знал добра, так и теперь не знаю. Жить мне тошно, святой отец, и тьма ночная пугает!
- Да все ли ты прочел? Ой, не пропустил ли чего? Тороплив ты, сударь.
- Сейчас последнюю кончил. Умен я, святой отец, вот в чем мое горе: ум у меня дьявольский, тонкий, не терпящий противоречия: и раньше я других на противоречиях ловил, а теперь вот и сам попался!
Попик укоризненно покачал головою.
- Мудрствуешь?
- То-то и беда, что мудрствую. Вон у добрых людей, рассказывают, голос такой есть внутренний, указующий пути добра, а какой может быть у дьявола голос? Только от ума и действует дьявол. А как начал я с умом читать эти ваши книги, так только одни противоречия и вижу: и то можно и другое можно, и того нельзя и другого нельзя. Вот хочу я для начала земной моей жизни вступить с хорошей женщиной в брак и совместно с нею творить добро, а как начитался ваших книг, так и не знаю теперь: добро есть брак или зло.
- Многий вместити...
- Вместить-то я много могу, да не знаю, что вмещать. Вот вы, святой отец, безбрачны, и в этом даже ваша святость, а патриархи не хуже вас были, а жен имели даже по несколько. И не будь бы в браке святые отцы Иоаким и Анна, то не было бы у них дщери...
Попик даже испугался и замахал рукой отчаянно:
- Молчи, молчи, грешник! С тобой и говорить опасно, - того и гляди, сам в ересь впадешь! Уж лучше женись, если не можется.
- Да разве это ответ?
- А что же тебе надобно, горделивый?
- А мне такого ответа надо, чтобы годился он на все времени и для всяких случаев жизни, и чтобы не было никаких противоречий, и чтобы всегда я знал, как поступить, и чтобы не было никаких ошибок, - вот чего мне надо. Жениться я погожу, а вы пока подумайте. Даю вам семь дней сроку, а вы позовете меня через семь дней, вернусь я в ад, - поминай как звали!
Даже рассвирепел черт: вот до чего захотелось ему добра! Понял это
добрейший попик и, не рассердившись нисколько, старательно думал шесть дней, а на седьмой позвал к себе дьявола и сказал:
- Черт ты внимательный, а главное-то в книгах и проморгал, да. Читал, что сказано: возлюби ближнего, как самого себя. Ясно ведь, а? - торжествовал попик, - возлюби - вот тебе и все.
Но измученный черт нимало не обрадовался и мрачно ответил:
- Нет, не ясно. Раз я про себя не знаю, что мне нужно, и желания мои неясны и даже противоречивы, то как же другому буду я благодеяния оказывать? Живым манером в ад его вгоню, опомниться он не успеет.
- Экий ты - не знаю, как тебя назвать, - раскоряк! Ну, не можешь ты, как самого себя, то просто возлюби. И когда возлюбишь, то все и увидишь, и все поймешь, и добро без усилий сотворишь: узенькая будет у тебя тропочка
по виду, как канат натянутый, и никуда с нее не упадешь и ни в какую трясину не взвалишься.
- Возлюби! - мрачно ухмыльнулся Носач, - возлюбить-то я и не могу. Какой же был бы я черт, если бы мог возлюбить?.. Не черт бы я был, а ангел, и не я тогда у вас, а вы бы у меня учились. Поймите же меня, святой отец, потрудитесь: не могу я по природе своей любить ангельской любовью, но и зла делать не желаю, а хочу творить добро - вот вы этому самому меня и научите.
Сказал попик сокрушенно:
- Природа твоя гнусная.
- На что гнуснее! - согласился черт угрюмо: - вот потому-то и бороться с нею хочу, а не камнем ни дно идти. Не для одних же ангелов небо, имею же и я право стремиться к небесам? - вот вы мне и помогите. Даю вам еще семь дней сроку, а не поможете, - махну на все рукою и провалюсь в тартарары!
Прошло еще семь дней, и, позвав мрачного черта, сказал ему попик следующее:
- По многом размышлении нашел я для тебя, несчастный, два весьма вразумительных правила: полагаю, что не промахнешься. Сказано: если кто попросит у тебя рубашку, то ты и последнюю отдай. И спи того лучше сказано: если кто тебя по одной щеке ударит, то ты и другую подставь. Делай так, как сказано вот тебе и будет урок на первый раз, и сотворишь ты добро. Видишь, как просто!
Черт подумал и радостно осклабился:
- Это другое дело. Не знаю, как и благодарить вас, святой отец: теперь я знаю, что такое добро.
Но оказывается, что и тут не узнал он добра. Прошло две недели, и уже стал успокаиваться обрадованный попик, как снова явился к нему черт; и был он мрачнее прежнего, на лице же имел кровоподтеки и ссадины, а на плечах, поверх голого и темного тела трепалась совсем новенькая рубашка.
- Не выходит, - мрачно заявил он.
- Что не выходит? - встревожился попик. - Лицо у тебя такое неприятное, - ах, боже ты мой, - и над глазом синяк... а нос-то, нос-то!.. Что же это ты, милейший, пошел добро творить, а вместо того - подрался.
Или, может быть, ты с лестницы упал? - ничего я не понимаю.
- Нет, подрался.
- Да я же тебе говорил: аще кто ударит тебя по левой щеке, подставь правую. Помнишь?
- Помню. Две недели ходил я, святой отец, по городу и все искал, чтобы меня по щеке ударили, и никто меня не ударил, и не мог я, святой отец, выполнить заветы добра.
- А драка-то? А это что же такое?
- Это совсем другое дело. Заспорил я с одним гражданином, и он меня ударил тростью по голове вот по этому месту, - черт указал на темя. - Тогда я его, - так мы и подрались: и скажу вам, не хвастаясь: я ему два ребра сломал.
Попик отчаянно замотал головой.
- Ах, господи, да ведь сказано же тебе: "Аще кто ударит тебя по левой щеке..."
Но черт кричал еще громче:
- Говорю же вам: не по щеке, а вот по этому месту! Сам знаю, что когда по щеке, то нужно другую, а он по этому месту. Вот шишка, - попробуйте.
Руки опустились у несчастного попика. Отдышавшись, сколько следовало, сказал он с горечью:
- Ну, дурень же ты. Ум у тебя глубокий, человек ты, или, как бы это сказать, высокообразованный, а в отношении добра любая курица больше тебя понимает. Как же ты не понял, что святые слова сии имеют распространительное толкование. Дурень ты, дурень!
- Вы же сами говорили - толкований никаких не надо.
- Да, - горько усмехнулся попик, - толкований никаких не надо, - ты так думаешь! Ну, что я буду с тобой делать, сам ты сообрази, ведь не могу же я с тобой по городу ходить. Сидел бы ты лучше дома. А что это за рубашка у тебя - подарил кто-нибудь?
- Сам я хотел ее подарить, да никто так ни разу и не попросил. Две недели ходил по городу среди самых бедных людей, и чего только у меня ни просили, а рубашки так никто и не догадался попросить, - уныло вздохнул черт. - Видно, сами они не понимают, что такое добро.
- Ах, несчастный, - снова заволновался поп, - вижу я, что наделал ты большого зла. Просили тебя, говоришь, о многом?
- Просили.
- И хлеба, например, просили?
- Просили.
- А ты ничего и не дал?
- Я все ждал, чтобы рубашку попросили. Не ругайте же меня, святой отец, и я сам вижу, что плохо мое дело. Да ведь хочу же я добра, подумайте, недаром же я от сатаны отрекся, недаром же я два года, как студент, сидел над книгами. Нет, видно, не будет мне спасения.
- Ну, ну, погоди, не отчаивайся, я тебя еще поучу. А скажи, за что тебя гражданин-то этот палкой ударил? Может быть, ты невинно пострадал, за это много прощается.
Черт развел руками.
- Уж и не знаю: тогда думал, что невинно, а теперь начинаю и в этом сомневаться. Так было дело. После долгих моих скитаний по городу, утомленный, но по-прежнему пылающий жаждою добра, присел я на берегу Арно отдохнуть, чтобы набрать сил для нового хождения. И вижу: утопает в реке неведомый человек, закружило его водоворотом, и носится он с необыкновенной быстротой. Раз он проплыл мимо меня, и другой, и третий...
- И четвертый?
- Да и четвертый. И пока я размышлял, отчего он не тонет, приписывая это чудесное явление силе невиданных подводных течений, собрался на его крик народ, и тут, - теперь мне стыдно об этом рассказывать, - произошла эта самая скверная драка. Должен вам пожаловаться, святой отец: меня не один этот гражданин, - меня и другие били.
Стоял черт, опустив длинные руки, бессильные творить добро, и отвислый нос его, пораненный ударом, выражал уныние и крайнюю тоску. Посмотрел на него попик искоса и недружелюбно, еще раз взглянул, радостно вздохнул почему-то и, подойдя близко, наклонил к себе тугую голову дьявола и поцеловал его в лоб. И тут еще заметил: на темени, у самого корня седых колос, запеклась кровь. Дьявол покорно принял поцелуй и шепотом сказал:
- Страшно мне, святой отец! Видел я в аду крайние ужасы, до последнего страха касалась моя душа, но не трепетала столь мучительно, как теперь. Есть ли что страшнее: стремиться к добру так неуклонно и жадно и не знать ни облика, ни имени его! Как же люди-то на вашей земле живут?
- Так и живут, миленький, как видишь. Одни в грешном сне почивают, а кои пробудились, те мучатся и ищут, как и ты, с природой своей борются. мудрые правила сочиняют и по правилам живут.
- И спасаются? - недоверчиво спросил черт.
- А это уж одному богу известно, и нам с тобой в этот конец даже и заглядывать не годится. Да ты не отчаивайся, миленький, я уж тебя не оставлю, я тебя и еще поучу, у меня много времени свободного. Черт ты старательный, и все у тебя пойдет по-хорошему, только в уныние не впадай, да ранку на голове промой холодной водой, как бы не разболелась.
Так кончили они разговор; и не знали они оба, ни огорченный унылый дьявол, ни сам попик с благостной душой, когда он лобызанием любви касался противного дьявольского чела, а дьявол в свою очередь жалел жалостью любовной мечущихся людей, что как раз в эту минуту совершалось то самое добро, имени и порядка которого тщетно доискивались оба.
Так и разошлись, не зная: попик - к себе, приискивать новые правила добра для поучения, а дьявол - к себе, в темноту запыленных углов, чтобы там зализывать раны и тщетно допрашивать бога об его грозных и непонятных велениях.

_________________
Аминора! Невидима, Свободна и Ничья!

Аминора на сервере Стихи.ру
https://stihi.ru/avtor/aminora


Başa Dön Вернуться к началу
 Профиль  
Cпасибо сказано 

# 37355 Добавлено: 13 дек 2017, 16:30 

 Re: Проза
Не в сети
Администратор
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 05 май 2012, 15:02
Сообщения: 16957
Cпасибо сказано: 4295
Спасибо получено:
4337 раз в 3861 сообщениях
Пол: Женский
Леонид Андреев. Правила добра

II глава


Вот и снова начал благостный поп обучать добру непокорную дьявольскую душу, - но тут-то и начались для обоих самые тяжкие мучения.
Пробовал попик давать подробные наставления на разные случаи жизни, и выходило хорошо, пока случаи совершались в том самом виде и в том порядке, в каком предначертал их его наивный ум. Не только со старательностью, а даже и со страстью, проявляя силу воли необыкновенную, черт выполнял предписанное. Но всего многообразия жизненных явлений не мог уловить в свои плохонькие сети человеческий ум, и ошибался черт ежеминутно. В одном месте сделает, а рядом пропустит, потому что вид другой и слова у просящего не те; а то бывает, что и черт не дослышит, либо не так поймет, - и опять
ошибка, человеку обидно, а добру попрание. Уже и у попика начал мутиться разум: никак он до тех пор не предполагал, чтобы столько было у жизни лиц, темных загадок, вопросов неразрешенных.
"И откуда это все берется? - думал попик, пока черт в углу зализывал новую рану или тяжко вздыхал от гнетущего бессилия. - То ничего не было, а то вдруг так все и полезло, так все и полезло. Тут не только черт, а и священнослужитель не разберется. Но как же я раньше разбирался? - удивительно! Боюсь я этого, а ничего не поделаешь: надо попробовать распространительное толкование. Дам ему этакие общие законы, а он их пусть распространяет... Только бы не вышло чего, о господи!"
И на распространительное толкование черт покорно согласился: измучился он к этому времени до последней крайности и готов был на всякие жертвы, - да не принимались его жертвы. Били его столько, что за одно это он мог бы попасть в мученики, а выходило так, что и побои не только его не украшали, а налагали ярмо все нового и нового греха. Ибо за дело его били, и не могли этого не признать ни он сам, ни его великодушный покровитель. Уже и плакать черт научился, а раньше совсем как будто и слез не имел. Плакал он столько, что, казалось бы, за одни эти одинокие слезы и неутомимую тоску о добре мог бы попасть он в угодники, а выходило так, что и слезы не помогали, ибо не было в них творческой к добру силы, а только грешное уныние. Только и надежды теперь оставалось, что на распространительное толкование.
И совсем приободрился черт и даже с некоторою гордостью сказал попу:
- Теперь вы за меня, святой отец, не бойтесь: теперь я и сам могу. Это раньше мне трудно было, а раз теперь вы допускаете толкование, я уже не собьюсь. Ум у меня положительный, твердый, пить я уж давно ничего не пью, и никаких ошибок теперь уже быть не может. Только вы не таитесь от меня, а прямо скажите самый важный и самый первый закон, по которому жить. Когда этот закон исполню, тогда вы и другие мне скажете.
Собрал всю свою науку, все свои соображения старый попик, взглянул и в душу к себе, - вздохнул радостно и не совсем решительно сказал:
- Есть один такой закон, но только боюсь я тебе его открыть: очень он, как бы это сказать, опасен. Но так как на все есть воля божия, то, так и быть, открою, ты же смотри не промахнись. Вот, смотри. И, раскрыв книгу, трепетно указал черту на великие и таинственные слова:

не противься злу

Но тут и черта покинула его гордыня, как увидел он эти страшные слова:
- Ох, боюсь, - сказал он тихо. - Ох, промахнусь я, святой отец.
Было страшно и попу; и молча, объятые страхом, смотрели друг на друга черт и человек.
- Попробуй все-таки, - сказал наконец поп. - Тут, видишь ли, хоть то хорошо, что тебе самому ничего делать не нужно, а все с тобой будут делать. Ты же только молчи и покоряйся, говоря: прости им, господи, не ведают, что творят. Ты эти слова не позабудь, они тоже очень важны.
Вот и ушел черт в новые поиски добра; два месяца пропадал он, и два месяца, день за днем, час за часом, в волнении чрезвычайном поджидал его возвращения старый поп. Наконец вернулся. И увидел поп, что черт совсем исхудал, - одна широкая кость осталась, а от мяса и след пропал. И увидел поп, что черт голоден, жаждет, до голого тела обобран придорожными грабителями и много раз ими же избит. И обрадовался поп. Но увидел он и другое: из-под закосматившихся бровей угрюмо и странно смотрят старые глаза, и в них читается все тот же непроходящий испуг, все та же неутолимая тоска. Насилу отдышался черт, харкнул два раза кровью, точно по каменной мостовой бочонок из-под красного вина прокатили, посмотрел на милого попа, на тихое место, его приютившее, и горько-прегорько заплакал. Заплакал и попик, еще не ведая, в чем дело, и наконец сказал:
- Ну, уж говори, чего наделал!
- Ничего я не наделал, - печально ответил черт. - И было все так, как и надо по закону, и не противился я злому.
- Так чего же ты плачешь и меня до слез доводишь?
- От тоски я плачу, святой отец. Горько мне было, когда я уходил, а теперь еще горше, и нет мне радости в моем подвиге. Может быть, это и есть добро, но только отчего же оно так безрадостно? Не может так быть, чтоб безрадостно было добро и тяжело было бы его творящему. Ах, как тяжело мне, святой отец. Присядьте, а я вам расскажу все по порядку, вы уже сами
разберете, где тут добро, - я не знаю.
И долго рассказывал черт, как его гнали и били, морили жаждою и грабили по пустынным дорогам. А в конце пути случилось с ним следующее:
- Лежу я, святой отец, отлеживаюсь на камне, что при дороге. И вижу я: идут с одной стороны два грабителя, злых человека, а с другой стороны идет женщина и несет в руках нечто, как бы драгоценное. Говорят ей грабители:
отдай! - а она не отдает. И тогда поднял грабитель меч...
- Ну! - вскричал попик, прижимая руки к груди.
- И ударил ее мечом грабитель, и рассек ей голову надвое, и упало на дорогу нечто драгоценное, и когда развернули его грабители, то оказалось оно младенцем, единым и последним сокровищем убитой. Засмеялись грабители и
один из них, тот, что имел меч, взял младенца за ножку, поднял его над дорогою...
- Ну! - дрожал поп.
- Бросил и разбил его о камни, святой отец!
Поп закричал:
- Так что же ты! Так как же ты! Несчастный! Ты бы его палкой, палкой!
- Палку у меня раньше отняли.
- Ах, боже мой! Ведь ты черт, ведь у тебя же есть рога! - ты его бы рогами, рогами! Ты бы его огнем серным! Ведь ты же, слава богу, черт!
- Не противься злому, - тихо сказал черт.
Было долгое молчание.
Побледневший попик как стоял, так и пал на колени и покорно сказал:
- Моя вина. Не ты, не грабители убили женщину и ребенка, - я, старый, убил женщину и ребенка. Отойди же в сторону, мой друг, пока я помолюсь за наш великий человеческий грех.
Долго молился поп; окончивши молитву, разбудил уснувшего черта и сказал ему:
- Не для нас с тобой эти слова. И вообще не нужно ни слов, ни толкований, ни даже правил. Вижу я, что иногда хорошо любить, а иногда хорошо и ненавидеть; иногда хорошо, чтобы тебя били, и иногда хорошо, чтобы ты и сам кого-нибудь побил. Вот оно, сударь, добро-то.
- Тогда я пропал, - решительно и мрачно заявил черт. - Для себя вы как хотите, а мне дайте правила.
- А ты и опять промахнешься и меня подведешь: нет, сударь, довольно! -
Попик даже рассердился. - Нету правил. Нету и нету.
- А раз правил нет, так и добра никакого нет.
- Что? Добра нет? А что я с тобой, с чертом, разговариваю, что я тебя, черта, учу, это - не добро? Поди, сударь, неблагодарный ты это, как бы сказать, господин!
Но то ли озлобился черт, то ли вновь до отчаяния дошел, - уперся мрачно и ворчит:
- То-то много вы меня научили, есть чем похвалиться!
- Да разве черта научишь?
- А раз черта не научишь, так чего же ваше добро стоит? Ничего оно не стоит!
- Эй, прогоню!
- Прогоняйте, если не жалко. Я в ад пойду.
Помолчали. Черт спросил:
- Так как же, святой отец, идти мне в ад?
Даже прослезился попик: так жалобно спросил его черт, и поклонился низко, говоря:
- Прости меня, миленький, обидел я тебя. А относительно добра вот что я тебя спрошу: черт ты любознательный, и во многих ты бывал храмах и хранилищах искусств, и много ты видел творений великих мастеров, - нравятся ли они тебе за красоту?
Черт подумал и ответил:
- Какие нравятся, а какие нет.
- А слыхал ли ты, чтобы для красоты были правила?
- Какие-то, говорят, есть.
- Какие-то! А можешь ли ты, раскоряка, узнав с них какие-то правила, сотворить красоту?
- Какой у меня талант? Нет, не могу.
- А добро без таланта творить хочешь? Тут, миленький, для добра-то таланта требуется еще больше, да. Тут такой талант нужен!
Черт даже засвистал:
- Вот оно что! Нет, святой отец, это вы уж через край хватили! Если я плохую картинку напишу, меня за это в ад не пошлют, а если я ближнему голову сверну, так ведь какой содом подымется! Да картинку-то меня никто писать и не понуждает, а добро, говорят, твори. Твори, - а правил не дают; твори, - а в чем дело, не объясняют, да за каждую промашку в потылицу!
- Талант нужен, миленький!
- А если его у меня нет, так в ад мне и идти?
Поп покачал головою и руками развел:
- Уж и не знаю, голубчик, сам голову с тобою потерял.
- Знать не хочу вашего таланта! Правила мне давайте! Я не картинки писать хочу, а добро творить, - вот вы меня и учите, хоть сами выдумайте, а учите!
Совсем разбушевался несчастный дьявол, под конец пригрозил даже пойти к другому попу. Старик даже обиделся и укоризненно сказал:
- Вот уж это нехорошо, дружок! Сколько я на тебя труда положил, вот, думал, приведу к богу новую овцу, полюбил тебя, как сына, а ты хочешь к другому. У меня тоже самолюбие есть, за что же ты меня обижаешь? Ты меня лучше не обижай. А я тебе вместо правил, с которыми и человеку-то опасно, дам урок на каждый день. Времени у меня свободного много, и сяду я за труд:
с самого раннего утра очерчу тебе каждый день, сколько их есть в году, что и как делать. Но только от писаного не отступай ни на единую черточку, а то ты сейчас же промахнешься; если же будут сомнения у тебя или что позабудешь, то в этих случаях бездействуй. Как бы тебе это сказать: закрой глаза, заткни уши и стой как истукан. Нынче же сажусь за работу, а ты иди наверх, приютись где-нибудь под крышей и бездействуй, пока не скажу. Если же скучно будет, то помогай звонарю, - он совсем у меня от старости ослабел и не в те веревки дергает. Звони себе во славу господню!
Вот и сел старый поп за свой великий труд, а черт начал бездействовать. Для этой цели разыскал он среди темных чердачных переходов, поблизости от колокольни, комнату не комнату, а так помещение: четыре стены глухие, вместо двери низкий сводчатый лаз, и только на одной стене, высоко над полом, светлело глубокое, запыленное, крытое паутиною оконце. Раз в два или в три дня приносил ему попик скудную пищу и присаживался для недолгой душевной беседы, а в остальное время, никого не видя, черт бездействовал и размышлял. Против этих размышлений напрасно предостерегал его попик, говоря, что у дьявола его размышления есть действие; и притом вредное, - черт хоть и соглашался, но ничего поделать с собою не мог. Трудно было не думать об испытанном, а как начнет думать, так и покажутся со всех сторон мутящие разум противоречия: скользит прекрасное добро, как тень от облачка над морской водою, видится, чувствуется, а в пальцы зажать нельзя. Кому же
верить, как не богу, а сам бог нынче одно говорит, завтра другое, а то и сразу говорит и то и другое; в каждой руке у него по правде, и на каждом пальце по правде, и текут все правды, не смешиваясь, но и не соединяясь, противореча, но где-то также в своем противоречии странно примиряясь. Но где? - не может найти этого места несчастный черт. И от этого овладевает им крайний человеческий ужас, и страшно не только двинуть рукою, да и вздохнуть-то страшно.
- Ну, как, - спрашивает попик, - соскучился? Ничего не поделаешь, потерпи, миленький, скоро авось и кончу, тогда вот как заживешь. Здоровье у меня только плохое, и смерть близко, - ну, уж как-нибудь доведу, не оставлю тебя, сирого.
Черт еле слышно шепчет:
- Противоречия.
- Опять! - ужасается попик. - И где ты их только находишь? Это в разуме, брат, да в словах всякие противоречия, так на то он и разум, и не может без того, чтобы все четыре колеса не в одну сторону вертелись; а в совести, брат, все течет согласно.
Черт криво усмехнулся:
- Хорошо вы говорите, святой отец: так, значит, не бывает, что три колеса в одну сторону вертятся, а четвертое в другую?
- Ну и дурень! Конечно, не бывает.
- А вы говорите, что бывает.
- Я говорю? Да что ты на меня, миленький, валишь? Сам запутался, а на меня валишь. У меня и то после каждого разговора с тобою голова болит, а мне голова нужна, я для тебя же, дурака, работу сочиняю. Какой ты, брат, неприятный, как бы это сказать, господин. Лучше скажи-ка: строго бездействуешь или допускаешь послабления?
Черт угрюмо вздохнул.
- Строго. Вчера вот только муху убил, очень она на лицо липла, и не знаю, можно это или нельзя?
- Муху-то? - засмеялся попик. - Муху можно! Постой... Ну, вот и опять сбил ты меня, несчастный: то ли можно, то ли нет, - теперь уж и сам не знаю. Не взыщи, брат: сам меня запутал. Пока ты меня не спрашивал об мухе, - знал я хорошо, что бить их можно, и неоднократно бил, а вот теперь...
- Живая она, - мрачно сказал черт.
- Да, да, живая! - огорчился попик. - Так и я значит, живых мух бил? Вот грешник! Ай-ай-ай, вот грешник!
Но черту этого мало. Ему нужны вывод и твердое решение.
- Значит, нельзя мух бить? Вы прямо скажите.
- Мух-то? - недоумевает попик. - Ты про мух говоришь?
И до того, случалось, они договорятся, что оба впадут в полное одурение и долго, не мигая, смотрят друг на друга. Но только у черта одурение было надменное и как бы снисходительное, а у попика тихое и скоропреходящее: еще до своей келейки после разговоров не успеет дойти, как все противоречия забыл, развеселился, а потом в благостном настроении уселся за тяжелую для дьявола работу. И мух опять бьет, и даже не без злорадства.
Но что за мухи для дьявола! Стоит он со своею непомерную дьявольскою силой, готовый сокрушить горы и не знает, как поступить с ничтожной мухой, надоедливо ползающей по мрачному, изборожденному лицу, еще хранящему темный отблеск адских неугасимых огней. Что за муки для дьявола! Тонкий ум, изощренный в упражнениях, способный одним колебанием своим создать как бы новый, великий мир, в ужасном бессилии останавливается перед ничтожнейшим вопросом. А муха ползает, а муха надоедливо жужжит, забирается в волосатое ухо, глупо и нагло щекочет мрачно стиснутые губы, бесстыжая, нелепая, даже не подозревающая о тех страшных безднах, над которыми издевается бессмысленно! Многих и многого ненавидел дьявол; много и многого он, страшился, но так и не узнала его душа образа более ненавистного и
страшного, нежели образ ничтожной мухи, ползающей по лицу. Но все хуже здоровье попика, одолевает его белая старость. Попишет немного и полежит, и больше лежит, чем работает, а уже три года томится заключенный в бездействие дьявол и ждет обещанного добра. Поняв свою выгоду, уже не тревожит попика противоречиями, а только жалобно торопит:
- Ах, поскорей бы, святой отец!
- Не бойся, миленький, не умру, - успокаивает его попик. - По моему расчету мне еще с полгодика осталось. Да, брат, с полгодика! А работа уже к концу подходит. Не пугайся, не волнуй себя. А я тебя сегодня как раз порадовать пришел: нынче одного еретика жечь будут, так пойдем с тобою, посмотрим, повеселимся.
"Сказано: не убий", - мрачно подумал черт, глядя на улыбающегося попика, но вслух ничего не сказал и охотно собрался в путь, так как очень соскучился от долгого заключения.
Еретика долго жгли, и народ радовался. Приятно было и черту: немного напоминало ад; но вдруг вспомнилась муха, которой он не смел тронуть, и сразу затрещали в голове противоречия. Взглянул с тоскою на попика: тот покачивается от слабости, от волнения бледен, дрожат старческие руки, на голубеньких глазах слезы, а весь лик радостен и светится неземным светом.
Жгли в аду и черти, но не было же святости в их лице! Ничего не может понять обезумевший дьявол. А попик-то радуется, даже светится весь! И от волнения, как только домой пришли, в постель слег, ослабел очень от радости. Не выдержал черт и, насупившись, вступил в диспут:
- Хотел бы я знать, чему вы радуетесь, святой отец?
- А как же? Еретичка сожгли! - ответил попик тихо и умильно.
- Так ведь сказано же: не убий! А вы человека убили и радуетесь.
- Никто его не убивал, что ты, миленький!
- Да ведь сожгли же его или нет?
- Слава богу, сожгли, сожгли, миленький!
Даже глаза закрыл от умиления и лежит себе, такой беленький, чистенький, невинный, как младенец. "Неужто и здесь противоречие только в разуме да словах, а в совести его все течет согласно? - думал дьявол, беспомощно потирая рукой шишковатый лоб. - Ничего не понимаю! Видно, не в том добро, что делать, а в том, как делать... Нет, ничего я не понимаю, пусть он пишет свои уроки, а я уж до времени притаюсь, пальцем не шевельну!"
И с того времени в одиночество свое уже не возвращался, а остался при ослабевшем старце в качестве прислужника: подавал ему пищу, убирал келейку, и с дьявольской силой и упоением чистил старое попиково платье, будучи уверен, что уже здесь-то наверное греха нет. Когда же, превозмогая слабость садился поп за продолжение своего труда, черт вытягивал свою длинную, жилистую шею и через плечо с жадным любопытством заглядывал: ох, не промахнуться бы попу! Ох, не подвести бы ему несчастного черта: ведь последняя надежда.
Но вот и кончена рукопись, а с нею как будто кончена и жизнь старенького попа. Уже не поднимается он с постели и последние строки начертал лежа: и неразборчивы они и кривы, но тем дороги, что последние. На коленях принял черт великий дар и громко с истинным наслаждением поцеловал сухую руку.
- Что, рад небось? - спросил попик. - Ну, радуйся, радуйся, давно пора. Только смотри, опять не промахнись!
- Теперь не промахнусь, - уверенно ответил черт. - Если только вы там в чем-нибудь не промахнулись, но это уж ваше дело; а я буду исполнять точно, как сказано.
- Черт ты старательный, это верно. И рукопись смотри, не потеряй, другой не будет. Где ты думаешь подвизаться? Если поблизости, то загляни как-нибудь, навести, мне без тебя будет скучно. Привык я к тебе, дружок. Прежде я все твоему носу удивлялся, а теперь, знаешь ли, мне даже и нос твой нравится. Это ничего, что он отвислый: у многих людей бывают отвислые
носы. Так где же ты думаешь подвизаться?
- Пойду по всему миру! - самонадеянно ответил черт. - Эх, пожили бы вы еще с полгодика, - много тогда хорошего рассказал бы я вам, святой отец!
Вот до чего я хочу творить добро, - черт сжал огромные кулаки и яростно потряс ими, - что это только видеть надо, как я начну работать!
Так и ушел черт в ликовании, но вот что дальше случилось. Вместо того, чтобы сразу начать действовать по наставлениям, что, конечно, было бы самое лучшее, он отправился в ад для проповеди. Потерял ли он соображение от радости, гордыня ли его обуяла и захотелось похвастаться перед своими, или просто потянуло его к родным местам, - но только от попика прямою дорогою, мимо не колеблясь, полетел он в ад. И что же вышло? Только начал он проповедовать, а другие черти выскакивают вперед его и тоже проповедуют и даже с еще большей силой, так как свободно лгут. И в одно мгновение вся
правда превратилась в ложь, и самые святые слова, яростно выкликаемые чертовскими глотками, приняли непристойный и страшный вид. Минуты, кажется, не прошло, а уж весь ад наполнился проповедниками и святыми; и впереди всех, обрадованный новой потехой, гнусавил псалмы вдребезги пьяный сатана. Визгливые истасканные ведьмы разыгрывали целые комедии на тему о благочестии и высоких подвигах; и никогда еще ад, даже в большие свои праздники, не был таким адом, как в этот несчастный день! А потом начались откровенные непристойности и всеобщая драка, - и больше всего попало
Носачу, давно не упражнявшемуся и в значительной степени потерявшему ловкость. Но что самое печальное, - в драке у него порвали рукопись, и когда, отбившись от стаи шаловливых ведьм, он взглянул на свое сокровище - горю и стенаниям его не было предела. В ярости он оскорбил самого сатану, назвал его лжецом и еле унес ноги: так разгневался пьяный оклеветанный владыка!
Со всею прытью, какая только доступна была его старым ногам, прижимая к груди истерзанную рукопись, примчался Носач к старенькому попику, но - увы! - попик уже умирал.
- Да погодите же минутку - у меня рукопись порвали, - завопил черт, падая на колени.

_________________
Аминора! Невидима, Свободна и Ничья!

Аминора на сервере Стихи.ру
https://stihi.ru/avtor/aminora


Başa Dön Вернуться к началу
 Профиль  
Cпасибо сказано 

# 37356 Добавлено: 13 дек 2017, 16:38 

 Re: Проза
Не в сети
Администратор
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 05 май 2012, 15:02
Сообщения: 16957
Cпасибо сказано: 4295
Спасибо получено:
4337 раз в 3861 сообщениях
Пол: Женский
Леонид Андреев. Правила добра

III глава

Еще с добрый десяток минут, не сообразившись, вопил черт, и жаловался, и требовал новой рукописи, взамен попорченной, потом стих и, бережно отложив рукопись, сам опустился на пол у поповской постели. После долгого молчанья разжал попик сухие, запавшие губы, бессильно пожевал ими и с трудом вымолвил:
- Опять промахнулся?
Черт мрачно взглянул на истерзанную рукопись и великодушно солгал:
- Так, пустяки, святой отец. Мне вас жалко: вы и вправду умираете или еще с полгодика поживете?
Попик ответил:
- Ни единого даже дня, дружок. Я уже вчера собрался умереть, да думаю: дай подожду денек - авось, и ты придешь. Вот ты и пришел! Спасибо тебе дружок. Открой мне, пожалуйста, занавес на окне, хочу я последним взглядом проститься с дорогими местами.
Но в открытое окно только и видно было, что угол крыши, крытый красной черепицей, да уголок синего неба с проходящим облаком. Попик смотрит с радостью, а черт думает: "На что он смотрит?.. Тут и смотреть не на что: красная крыша да неба кусочек. Или он на облачко смотрит? Так понесу же я его на колокольню и покажу ему все облака, какие будут, и все красные крыши его возлюбленной Флоренции".
Так и сделал. Даже не спрашиваясь, подхватил он на свои жилистые руки сухонькое тельце, не оказавшее сопротивления, и с величайшею осторожностью донес до высокой площадки, где дух захватывало от высоты и сердце радовалось красоте города и божьего мира.
- Смотрите-ка, святой отец: это не то, что из окошка, - сказал он с гордостью.
И оба стали смотреть и радоваться. А уже близилось к закату солнце, и по ту сторону Арно на высоком холме чернели кипарисы, готовые своими острыми вершинами как бы пронзить падающее светило. На востоке же, откуда сегодня утром поднялось ликующее солнце, воздушной цепью залегли недалекие горы; и мнилось, будто гигантскими гирляндами благоухающих сиреневых цветов опоясан прекрасный город. Розовыми цветочками казались далекие виллы, расположенные по склонам, и в ущельях прохладно синела вечерняя тень.
Попик тихо радовался и вспоминал:
- Вот за теми горами я родился, дружок. Там и сейчас находится моя деревня; там была прекрасная девушка, которую я полюбил и оставил для бога. И долго не было для меня иной радости, как смотреть на те далекие горы и тихо вздыхать. Давно это было, дружок, не помню когда.
Солнце заходило.
- А вот и милый город, по которому я ходил, много ходил. И нет, дружок, более приятного чувства как ощущать под ногою горячие, родные плиты, - как бы матерью становится земля, когда походишь по ней лет семьдесят, и смягчается твердость острого камня. Но там, куда я пойду сейчас, будет еще лучше, дружок.
Черт воздохнул, колебанием груди своей приподняв легонькое тело. Попик понял его тоску и сказал гаснущим голосом:
- Ты... не вздыхай. Очень возможно, дружок, что ты также пойдешь со мною в рай. Ты... черт старательный.
Красною, жаркою кровью разбрызгалось солнце за черными кипарисами и погасло. И, не отстав от него ни на единое мгновение, умер старенький попик, ушел из родного города, покинул родимую прекрасную землю. Долго и напрасно будил его встревоженный черт, взывал грубым голосом:
- А звезды-то! Вы еще звезд не посмотрели, святой отец. Вы еще на луну не взглянули, а уже идет она, святой отец, поднимается, вот-вот бледным светом ляжет на ваши родные плиты. Откройте же глаза, святой отец, и взгляните, умоляю вас!
Когда же убедился, что покровитель его и друг умер навсегда, то отнес его и положил на холодную постель. И когда нес по лестнице, то думал: "Вот вверх я нес живого, а вниз несу мертвого!". И великая скорбь овладела душой дьявола: метался он по комнате, и вопил, выл, как зверь, бился о стены, - не привык он к человеческому горю и не умел выражать его тихо. И до того
дошел, что, схватив свое единственное сокровище, цель долгих поисков и страданий, - изорванную рукопись, - с яростью швырнул ее в угол, как нечто негодное. Сделав же это, так и не понял, что именно в эту самую минуту им и совершалось то самое таинственное и недостижимое добро, имени которого он столь тщетно и мучительно доискивался. Так и не понял никогда!

Но какой неприятный вид имела драгоценная рукопись! Измятая, оборванная, растрепанная, испятнанная потными лапами чертей, лежала она перед угрюмыми глазами постаревшего дьявола, вновь вернувшегося к своим стремлениям и надеждам. С трепетом раскрыл он первую страницу и надолго погрузился в изучение добродушно неразборчивых, старательных строк. И по мере того, как читал, все больше таращил глаза, пугался, недоумевал, пока, наконец, с последнею страницею весь не превратился в одно сплошное недоразумение и страх. Даже в самые тяжелые минуты жизни черт не имел
такого растерянного вида, как теперь.
Что это - глумление! Насмешка над добром? Издевательство над бедным чертом, стремящимся к добродетели? Или же потерял свой последний разум старенький попик и с детской серьезностью лепечет наивные пустяки, придает характер важности ничтожным мелочам, путается в них, как в длинном, не по росту, платье? Но черт обманут, - черт в неистовстве и страхе: потеряна последняя надежда.
Вся книга, с начала своего до последней оборванной страницы, состояла из коротеньких деловых рецептов, точнейшего описания тех действий, которые надо совершать по дням недели, по часам дня. И ни единого закона, ни единого правила, ни единого общего начала, - даже самое слово "добро" не упоминалось ни разу. Делай то-то (точное описание поступка), - и больше ничего, что-то вроде нынешних поваренных книг, с той только разницей, что даже и в поваренных книгах у составителей их видно иногда старание дать общее начало: ешь только овощи, а мяса ни в каком случае не ешь! А тут -
ничего.
И что особенно и больно укололо черта: во всей книге не было ни одной из тех прекрасных истин, что в таком огромном количестве собраны за тысячи лет существования человеческого разума и служат к украшению и прославлению добра. Он сам знал их немало и мог, казалось бы, ожидать, что старенький поп не поскупится на этот предмет, - недаром же он столько учился и так прекрасно чувствовал добро.
Но нет ничего! Сухой перечень голых действий, иногда тщательно зализанная клякса, свидетельствующая только о трудолюбии писавшего - и все.
Но вдруг появилась надежда: может быть, попик нарочно не сделал общих выводов, предоставляя это уму и трудолюбию самого черта - о, он был достаточно хитер, этот старый, невинный попик! И снова садится старый черт за работу и вглядывается в каждое слово сквозь круглые огромные очки, выписывает, сверяет, грубыми пальцами ловит тонкую нить неназванного добра.
Обрывается нитка, - но что до того старательному черту, возлюбившему добро! Отыскивает концы, вяжет хитрые узелки, путает и распутывает, складывает и вычитает, - вот-вот доберется до итогов, твердо и на все времена и для всех людей, какие были, есть и будут, установит неизменные начала добра. Черт не честолюбив, сейчас ему дело только до своей шкуры, но минутами овладевает им истома гордости: не для всех лиц, ищущих добра, работает он так неутомимо, не ему ли некогда воздвигнется новый и великолепный храм?
Какими же словами можно описать отчаяние и последний ужас несчастного дьявола, когда, подведя последние итоги, не только не нашел в них ожидаемых твердых правил, а наоборот, и последние утратил в смуте жесточайших противоречий. Подумать только, какие оказались итоги:


когда надо - не убий; а когда надо - убий;

когда надо - скажи правду; а когда надо - солги;

когда надо - отдай; а когда надо - сам возьми, даже отними;

когда надо - прелюбы не сотвори; а когда надо - то и прелюбы сотвори
(и это советовал старенький поп!);

когда надо - жены ближнего не пожелай; а когда надо - то и жену
ближнего пожелай, и вола его, и раба его
.

И так до самого конца: когда надо... а когда надо - и наоборот, не было, кажется, ни одного действия, строго предписанного попиком, которое через несколько страниц не встречало бы действия противоположного, столь же строго предначертанного к исполнению; и пока шла речь о действиях, все как будто шло согласно, и противоречий даже не замечалось, а как начнет дьявол делать из действия правилом - сейчас же ложь, противоречия, воистину безумная смута. И самое страшное и непонятное для дьявола было то, что наряду с действиями положительными, согласными с известным уже дьяволу
законом и, стало быть, добрыми, - старый попик с блаженным спокойствием предписывал убийство и ложь. Черт никак не мог допустить, что не попик его обманывал, а обманывают слова; и вот наступил для него миг совершенного безумия, - вдруг показалось, что старый попик есть не кто иной, как самый величайший грешник, быть может, сам сатана, в виде сатанинской забавы пожелавший искусить черта.
Забившись в темный угол, черт горящими глазами глядел на дверь и думал:
"Да, да, это он! Он узнал, что я хочу добра, и нарочно оделся попом и даже богом, как я оделся человеком, - и погубил меня. Никогда не узнаю я правды и никогда не пойму, что такое добро. Быть же мне вовеки несчастным и в жажде добра вовеки неудовлетворенным. Проклят я вовеки".
И все ждал, что раскроется дверь, и покажется смеющийся сатана и, простив, позовет его в ад. Но не приходил сатана, и дверь молчала; и, подумав, так решил несчастный старый черт:
"Буду жить в отчаянии и творить предписанное, никогда не зная, что такое творю. Проклят я вовеки!"
Так и жил черт, стареясь. Когда требовалось рукописью, - спасал, а когда требовалось убивать, - убивал. И было ли противоречие только в словах, а в действиях все уживалось согласно, но постепенно наступил для черта покой, и почувствовал он даже как бы некоторое удовлетворение. И хоть и верил твердо, что проклят вовеки, но настоящего живого огорчения от этого не испытывал; и о добре перестал думать. Но были для него и черные дни, - обрывалась рукопись, и в зияющей пустоте вставал ужасный образ бездействия; и поднимали голову ядовитые сомнения и, как призрак манящий, звало в неведомую даль неведомое Добро.
Тогда удалялся черт в свой темный чердачный угол и там застывал в бездействии. Заложив уши, чтобы ничего не слышать, закрыв глаза, чтобы ничего не видеть, стоял он, черный, подобно истукану; и были крепко сложены на груди жилистые руки, способные сокрушить горы и обреченные на бездействие. Стар уж он был в это время: завивали голову космы седых волос, лезли из широких ноздрей, мшистым кровом крыли и лицо, и грудь, и застывшие руки; и, увидя его, не подумал бы ты, что это некто живой, обреченный на страдания, а сказал бы: вот и еще одна старая колонна в храме, которой я
раньше не заметил. Ползали по лицу его мухи, серая пыль ложилась на голову, и пауки неторопливо плели на нем свои тенета, - и время стояло неподвижно, как проклятое.

...Кто не любит добра?

15 августа 1911 г.

_________________
Аминора! Невидима, Свободна и Ничья!

Аминора на сервере Стихи.ру
https://stihi.ru/avtor/aminora


Başa Dön Вернуться к началу
 Профиль  
Cпасибо сказано 

# 37372 Добавлено: 18 дек 2017, 22:22 

 Re: Проза
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 11 сен 2013, 18:15
Сообщения: 4178
Cпасибо сказано: 1109
Спасибо получено:
1643 раз в 1453 сообщениях
Пол: Женский
Но где была ты? Ведь как это ни странно, я всегда подозревал, что ты существуешь. Еще ребенком я знал, что ты есть, где-то далеко-далеко, и взрослеешь вместе со мной, секунда за секундой. А потом, разве восходы и трава в Ле-Веско не были как-то связаны с тобой? Но там не было тебя. А ведь могло случиться, что ты входила в трамвай, из которого я только что выскочил. Что я нагибался, чтобы завязать шнурки, а ты проходила мимо, не сводя глаз с затянутого облаками неба. Что я шел по мосту, ведущему с запада на восток, а ты под ним с севера на юг. Кто знает, как часто пересекались линии, по которым мы передвигались в пространстве. А мы ни о чем не догадывались. И поэтому я до сих пор помню день, когда я внезапно осознал, что мы, может быть, никогда не встретимся. Сколько времени потрачено зря – пройдет еще столько же, и все будет непоправимо. Возможно, расстояние между нами столь велико, что ни ты, ни я никогда не сможем его преодолеть; но, даже если бы мы жили в одном городе и даже на одной улице, кто мог поручиться, что какой-нибудь ироничный ангел не веселится, то и дело заставляя нас разминуться, словно мы персонажи бульварной комедии, на протяжении четырех актов торопливо проходящие по комнатам, открывающие двери, закрывающие двери и задерживающие развязку, вечно опаздывая на несколько секунд. Жизнь – это так мало, Нимуэ, и быстро проходит.

Даниэль Кельман «Магия Берхольма»

_________________
Отрешись на миг от этого мира и спляши дикий танец природы. Почувствуй в себе силу. А если кто-то будет отвлекать - стукни метлой и пляши дальше


За это сообщение пользователю Svetlana "Спасибо" сказали:
Harell
Başa Dön Вернуться к началу
 Профиль  
Cпасибо сказано 

# 37891 Добавлено: 13 май 2018, 20:05 

 Re: Проза
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 11 сен 2013, 18:15
Сообщения: 4178
Cпасибо сказано: 1109
Спасибо получено:
1643 раз в 1453 сообщениях
Пол: Женский
Сказка о драконе

1.
Говорят, на свете живет дракон, говорят, страшней его не найти, мол, он враг человеческий испокон, искушает людей, сбивает с пути. Говорят, что кожа его - гранит, говорят, в глаза ему не смотри - мол, завертит, закрутит, заворожит, заморозит каждого изнутри.

У дракона шкура темна, сера, а еще он быстрее любой змеи. Пролетают мимо века, ветра, он - почти скалою во тьме стоит.

Есть принцесса, дворец ее далеко, косы рыжие, порванные штаны. Она знает, что где-то живет дракон (выдох пламенный, зубищи жестяны). Королеве нужен хороший зять, и король на дочку опять сердит, но принцесса мечтает однажды взять и дракона
самостоятельно победить.

Горизонт серебрян, необозрим, поднимаются горы в неровный ряд.
То ли это мы легенды творим,
то ли это легенды тебя творят.

Песня сложится за твоей спиной, золотое солнце войдет в зенит, и принцесса едет на смертный бой, и копье о щит жестяной звенит. И влетает, как рыжая стрекоза (правда, что ль, он пламя рождает ртом?)...
Но они замирают глаза в глаза,
и становится сказка вдруг не о том.

2.
Всех, кто сегодня счастлив - боже благослови,
где-то в душе рассказчика мерзко скребутся черти.

Понимаешь. Любая сказка - она всегда о любви,
даже если кажется, что о смерти.

Просто законы - справедливы, хотя и злы.
Тот, кто горяч - никогда не сможет согреться.
Это неправда, что драконы умирают от старости или стрелы.
Они умирают от любви,
что не помещается в сердце.

3.
Входит ночь во дворец, темноглаза, тепла, боса,
затихают шаги, умолкают все голоса,
и в свои покои идет королева,
и никто не хочет попадаться ей на глаза.

Да, она не любит празднества и балы.
Молчалива, спокойна. Идет. Прямее стрелы.
Ее косы рыжи и руки ее теплы.
Говорят, что она смотрела в глаза дракону
и осталась жива, величайшей из дев прослыв.

Может, кто-то еще б добавил чего, но кто же будет так глуп?
Королева раздевается у зеркала и всматривается вглубь.

И отчетливо видит, как белая кожа становится чешуей,
такой, что не пробьет ни одно копье,
как в чертах лица проступает - уже не вполне свое.

Как становится неуязвимым и нелюдским -

потому что любивший дракона
сам становится им.

И она сползает по стенке, нищим завидуя и калекам,
шепчет: "Господи боже,
как я устала быть человеком".

_________________
Отрешись на миг от этого мира и спляши дикий танец природы. Почувствуй в себе силу. А если кто-то будет отвлекать - стукни метлой и пляши дальше


За это сообщение пользователю Svetlana "Спасибо" сказали:
Harell
Başa Dön Вернуться к началу
 Профиль  
Cпасибо сказано 

# 37959 Добавлено: 29 май 2018, 21:33 

 Re: Проза
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 11 сен 2013, 18:15
Сообщения: 4178
Cпасибо сказано: 1109
Спасибо получено:
1643 раз в 1453 сообщениях
Пол: Женский
Дар огня

Мы всегда ходим вместе, он и я. Тот, кто даёт Жизнь, и тот, кто её отнимает.

Меня нельзя величать Смертью, а его нельзя называть Творцом. О нас не говорят, не знают, не поклоняются и не приносят жертвы.

Таких, как мы - тысячи, от нас отличных - миллионы. Зачем мы здесь? Я не знаю. Кто-то сказал бы, что мы восстанавливаем справедливость, но мы не знаем, что это, и не чувствуем её грани. Другие ответили бы, что мы жестоки - но и в это человеческое понятие нас не втиснуть. Мы не живём, ведь жизнь - это бесконечно сложное и другое, но мы есть.

Сегодня я заходил к мальчику, заинтересовался гаснущими линиями в его судьбе. Я чуял их, будто гончая, и безошибочно прилетел на зов. Ребёнок меня не видел, а я рассматривал его вдоволь. Передо мной был очень пухлый для своих лет младенец с безразличным взглядом и капризными чертами лица.
Я посмотрел на его мать - и её участь была решена. Я поманил к себе её душу, грязную и изорванную, и отобрал Жизнь.

Я наблюдал, как выцветают линии и завитки двух судеб. Из мира исчезли женщина, посвятившая свои годы мужчине и хозяйству, и парень, не сумевший выбраться из-под её контроля. Я забрал из её сердца злобу и отчаяние, а из его - бессилие.

На запах маленького комочка света, бьющегося в моих руках, пришёл другой. Он поместил Жизнь в тело юного существа, и вместе мы наблюдали творение нового узора. Я смотрел с интересом на ребенка, который в будущем станет спортсменом, музыкантом и выдающимся артистом. Я ещё буду навещать его и подпитываться энергией созданной жизни. Наблюдать.
На его мать - женщину с пустыми теперь глазами - я больше не взгляну.

Вчера мы были у молодой девушки, занимающейся напитками в ночном клубе. Я изучил полностью её судьбу и пару раз заглянул в глаза - зеленые и озорные. От неё веяло жизнерадостностью и весельем, а я чувствовал отвратительный запах смерти. Моему напарнику нечего было уводить - мертвые души годятся разве что на утилизацию. Девушка не могла не жить и не веселиться, огонь Жизни в ней ещё горел, и она повиновалась, не понимая и ненавидя себя за это. Я избавил её от страданий, подарив огонь девочке - маленькой сестре. Мы наблюдали за ней недолго - дети быстро чувствуют зов и идут ему навстречу. Я смотрел, как ребёнок схватился за карандаши, и другим зрением увидел, как вспыхнула нить художника на ее руке. Надеюсь, она принесет мне достаточно энергии в будущем, и я смогу её навещать часто.

Я приходил к девушке, продающей тряпки, которые надевают на себя люди. Она полностью подходила под определения кротости и доброты. Я видел уставшую, старую Душу, отвернувшуюся от Жизни. Мы не стали отбирать первую, но унесли вторую, угасающую и тихую. Мой спутник отдал его сорокалетней женщине, продающей рыбу. Теперь мы видели альпинистку, которая отправится покорять вершины.

Я как-то пытался отобрать Жизнь у нищего человека, не имеющего дома и семьи, а мой спутник намеревался увести Душу. Но этих двоих связала настолько крепкая любовь, что мы не смогли её разорвать. Мы смогли урвать часть его яркого огня и подарили начинающему музыканту. Так появилось два новых человека - первый, в грязных одеждах и с обветренным лицом - только укрепил союз Жизни и Души, и я видел, как они крепко цепляются друг за друга. Второй уже чувствовал подаренную ему искру, и отражал её пламенем в своих глазах. Линии над его головой были слабыми и нечеткими, мы не знали, что получится из маленького огонька, но погасить его в ближайшее время уже не выйдет. Быть может, в будущем мы почувствуем аромат творений, исходящий от нашего старого знакомого, и зайдем на чай.

Мы отбирали Жизни у людей добрых и отдавали злым, подпитываясь костром, который они разжигали у себя в душе и которым жгли улицы, города и страны. Мы стали катализатором большинства войн, которые подарили нам ещё больше Жизней.

Не все люди могут существовать с огнем. Многие уходили за черту, у некоторых мы успевали отобрать дар , застав их на крыше дома или в ванной, с лезвием и кровью на руках.

Меня не раз звали - когда Душе больно, она испускает волны, которые я чувствую всем телом. Измученные и больные, они просят избавить их от страданий, но я не отзываюсь. Некоторые люди созданы для огня, а не для Души, и постоянно вынуждены слушать её вопли.

Мы оставляем без искры тех, кто гасит ее отчаянием и ядами, кто не обращает на нее внимания или не использует. Порою люди чувствуют наше приближение, когда мы просто проходим мимо, и лихорадочно вспоминают о своих планах, творчестве и друзьях. Это избавляет от приманивающих нас волн.
Не знаю, откуда в них это знание. На уровне инстинктов, заложено чем-то или кем-то. Чувствовать и ощущать взгляд, спасаться, даже если понятия не имеешь, от чего.

Возможно, вы тоже видели нас не раз. Может быть, мы проходим рядом, когда вы вспоминаете о Жизни и делаете что-то не свойственное себе.

И каждый раз, когда вы тоскуете или застреваете в череде дней, я начинаю чувствовать ваш запах. Если я в этот момент рядом, я приду.

Думаю, Вы будете готовы

_________________
Отрешись на миг от этого мира и спляши дикий танец природы. Почувствуй в себе силу. А если кто-то будет отвлекать - стукни метлой и пляши дальше


Başa Dön Вернуться к началу
 Профиль  
Cпасибо сказано 

# 38022 Добавлено: 10 июн 2018, 20:20 

 Re: Проза
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 11 сен 2013, 18:15
Сообщения: 4178
Cпасибо сказано: 1109
Спасибо получено:
1643 раз в 1453 сообщениях
Пол: Женский
"Сквозь Чащу"

Хелен не верила, что всё происходит наяву. Факелы полыхали, чадя и высвечивая тьму тревожным рваным светом – лица людей в этих бликах искажались до неузнаваемости. Несчастные девчонки, трясясь и рыдая, жались друг к другу, но не смели молить о защите семью. Когда наступала такая ночь, все узы обрывались, предоставляя будущую жертву своей судьбе. Никто не решался шутить с Чащей, требовавшей единственный угодный ей выкуп.

Вот толпа покачнулась, пропуская процессию магов, и кто-то заплакал навзрыд. Слёзы вскипели под веками, Хелен сильней закусила губы. У неё здесь не было подруг, слишком странной, молчаливой и заносчивой казалась она остальным девушкам, в своём кругу прозвавших дочь городского архивариуса гордячкой. Но сейчас гордячка вполне разделяла общий ужас. Нависавшая над городом, выпускавшая на него кошмарных монстров, забиравшая охотников и лесорубов, бесследно канувших в её зарослях, Чаща затаилась за границей тьмы и ждала кого-то из них.

Что-то напевая и бормоча, верховный маг двинулся к девушкам. Несмотря на очевидную старость, ему ещё не доводилось столь ужасным образом умиротворять Чащу. Посох мага нестерпимо полыхал, заставляя несчастных закрывать глаза, но даже зная, что волшебный огонь будет единственным защитником во тьме, не каждая осмеливалась потянуться к нему. Помощники старца удерживали дрожащую ладонь, на которой тут же вздувался ожог. Девчонки с визгом бились в руках мучителей, маги всё больше мрачнели, неотвратимо приближаясь к Хелен. Та зачаровано глядела на синее пламя, отбрасывавшее вокруг острые искры. Пальцы сами собой тронули посох, и огонь показался девушке живым, лишь слегка обжигавшим кожу.

– Да будет так! – верховный маг отшатнулся, а над площадью вдруг повисла тишина, больше не прерываемая судорожными всхлипами. – Любой обитатель Чащи станет трепетать перед тобой, пока горит пламя!

Огонёк на ладони выглядел крошечным, но не имело смысла спрашивать, что будет, когда он погаснет. Хелен видела, как расступаются люди, в глазах которых облегчение сменялось жадным интересом. Они как-то по-новому таращились на девушку, и ей захотелось ускорить шаг. Но впереди ждала только Чаща. Чёрные деревья тянули цепкие ветки, быстро затормозившие смельчаков, увязавшихся до леса за Хелен. Чаща сомкнулась, выстилаясь листвой под босыми ногами, сторожа горящими очами каждый шаг и перешептываясь на грани слуха.

Девушке мерещилось, будто за каждым деревом и кустом корчится чудовищный силуэт, и она вскидывала пламя, не позволяя себе усомниться в его могуществе. Не замечая, что от руки, плеча, растрёпанных волос постепенно начинает исходить призрачное сияние, Хелен продолжала углубляться в Чащу. Она уже не думала каждую секунду о монстрах, способных разорвать человека одним взмахом когтей, что-то словно вело девушку сквозь непроходимые дебри, несмотря на усталость. Тусклый рассвет очертил силуэты деревьев и заставил Хелен отстранённо удивиться, что она всё ещё жива.

А потом девушка разглядела мостки, заросшие дикой розой, тихий пруд и дом. Возле него дорога явно заканчивалась, Хелен замерла, выйдя из странного транса и оглядываясь по сторонам. И тогда она наконец увидела монстров. Жуткие создания спускались с деревьев, выныривали из воды, сплетались из рябившего воздуха, замирая на почтительном удалении от девушки. Их взгляды были прикованы к Хелен, которая теперь отчётливо ощущала, что каждый хотел частицу её огня. В этом желании сгрудившиеся на поляне обитатели Чащи не особенно отличались от другой толпы и сразу растеряли часть своей пугающей загадочности. Девушка медленно двинулась к дому, откуда-то зная, что он не так давно опустел. Да и судьба отданных Чаще жертв перестала казаться Хелен таинственной и зловещей, скорее она начала понемногу понимать, почему никто из её предшественниц так и не вернулся в город.

(Автор – Ирина Лопатина)

_________________
Отрешись на миг от этого мира и спляши дикий танец природы. Почувствуй в себе силу. А если кто-то будет отвлекать - стукни метлой и пляши дальше


Başa Dön Вернуться к началу
 Профиль  
Cпасибо сказано 
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 299 ]  На страницу Пред.  1 ... 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30  След.

Часовой пояс: UTC + 3 часа


Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 3


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Перейти:  
cron
Powered by phpBB © 2000, 2002, 2005, 2007 phpBB Group

Рекомендую создать свой форум бесплатно на http://4admins.ru

Русская поддержка phpBB