Собственная культура у паразитов отсутствует; они паразитируют и в этом смысле тоже, просто перестраивая под себя ту культуру, которую встречают. В частности, они вынуждены поддерживать хотя бы на минимальном уровне хозяйственную деятельность своих жертв, иначе им придется голодать вместе с носителями. И паразиты действительно сохраняли в захваченных районах прежние экономические отношения – правда, с некоторыми вариациями, которые для нас совершенно неприемлемы. Например, они перерабатывали поврежденных носителей или просто лишних людей на удобрения. Однако в целом, фермеры оставались фермерами, механики – механиками, а банкиры – банкирами. Последнее кажется глупым, но специалисты утверждают, что экономическая система, основанная на разделении труда, обязательно требует бухгалтерского учета. Другое дело, зачем они сохраняли наши развлечения. Или потребность в развлечениях носит всеобщий характер? В целом, их выбор человеческих забав, которые они сохранили и «улучшили», характеризует нас самих не с лучшей стороны.
Войну с паразитами мы проигрывали. Наши методы годились лишь для того, чтобы сдерживать их распространение, и при этом далеко не всегда гарантировали успех. Вступить в открытую борьбу означало бы бомбить собственные города, причем без всякой уверенности, что такими мерами можно избавиться от паразитов. Нам нужно было оружие, которое убивало бы титанцев, но не причиняло вреда людям, что-то такое, от чего люди, скажем, теряли бы сознание или временно лишались способности сопротивляться. Тогда мы могли бы вторгнуться в захваченные районы и спасти своих сограждан. Но такого оружия не существовало, хотя ученые работали, не покладая рук. Тут идеально подошел бы какой-нибудь «сонный газ», но нам, видимо, повезло, что такой газ не был известен до начала нападения, иначе паразиты наверняка использовали бы его против нас. Нельзя забывать, что в распоряжении титанцев была такая же, если не большая, доля военной мощи Соединенных Штатов, как и у свободных людей.
В шахматах это называется пат, но время работало на них. В зеленой зоне хватало идиотов, которые предлагали обрушить на города в долине Миссисипи массированный ядерный удар и попросту стереть их с лица земли, но это все равно что вылечить рак губы, отрезав больному голову. В противовес им выступали такие же идиоты, которые не видели паразитов, не верили в них и считали все происходящее неким тираническим замыслом Вашингтона. Этих, из второй категории, с каждым днем становилось все меньше, но не потому что они меняли свои убеждения – просто очень уж старались люди из добровольческих формирований.
Был и третий тип – этакие открытые, без предрассудков, деятели, которые считали, что с титанцами можно вести переговоры и устанавливать деловые отношения. Одна такая делегация, направленная секретным совещанием представителей оппозиционной партии в Конгрессе, даже попыталась провести идею в жизнь. В обход Государственного департамента они связались с губернатором Миссури по телевизионному каналу, наспех проложенному через янтарную зону, и им пообещали дипломатическую неприкосновенность. Титанцы пообещали, но они поверили. Делегация вылетела в Сент-Луис, и больше их никто не видел. Правда, они неоднократно посылали нам сообщения. Я как-то проглядел одно такое – воодушевляющая речь, общий смысл которой можно было бы выразить фразой: «Давайте все к нам! Вода отличная!»
Но разве скот когда подписывал соглашения с мясозаготовителями?
Ужас, собственно, вызывает не сам его вид. И дело не в том, что ты знаешь о способностях паразитов: то же самое чувство я испытал и в первый раз, еще до того, как узнал, что это за твари. Я попытался объяснить свои мысли Старику, и он кивнул, не отрывая глаз от паразита.
– Да, у других то же самое. Безотчетный страх, как у птицы перед змеей. Возможно, их основное оружие.
***
Однако мы изучали тебя все это время, что ты жил на спине у обезьяны. И кое-какую информацию, которая дает мне преимущество, мы уже получили. Во-первых, – он принялся загибать пальцы, – тебя можно убить. Во-вторых, ты чувствуешь боль. Тебе не нравится электрический ток, и ты не выносишь жара, который способен вынести даже человек. В-третьих, без носителя ты беспомощен. Я могу приказать, чтобы тебя сняли, и ты умрешь. В-четвертых, ты ничего не можешь сделать без носителя, а он сейчас совершенно неподвижен. Попробуй ремни на прочность. Так что ты или будешь отвечать на наши вопросы, или умрешь.
Я уже попробовал ремни и обнаружил, что порвать их действительно невозможно. Впрочем, это меня не беспокоило: вернувшись к хозяину, я почувствовал себя на удивление спокойно – ни забот, ни волнений. Мое дело было служить и только, а дальше будь что будет. Один ремень на лодыжке вроде был затянут слабее остальных: возможно, мне удастся вытащить ногу... Затем я проверил еще раз ремни на руках. Может, если полностью расслабиться...
Сразу последовали указания – или я сам принял решение: в такой ситуации это одно и то же. Никаких разногласий между мной и хозяином не было: мы думали и действовали как одно целое. Короче, инструкции это или собственное решение, но я знал, что побег сейчас не удастся. Обводя комнату взглядом, я пытался определить, кто из присутствующих вооружен. Возможно, только Старик: значит, уже легче.
Где-то в глубине души затаилось ноющее чувство вины и отчаяния, знакомое лишь слуге, действующему по воле инопланетного паразита, но я был слишком занят, чтобы переживать.
– Итак, – сказал Старик. – Ты будешь отвечать на вопросы сам или придется тебя заставлять?
– Какие вопросы? – спросил я. – До сих пор я не слышал ни одного вразумительного вопроса.
Старик повернулся к лаборанту.
– Дай-ка мне разрядник.
Я все еще испытывал ремни и как-то даже не обратил внимания на эту фразу. Если бы удалось притупить его бдительность, чтобы пистолет оказался в пределах досягаемости – при условии, конечно, что я сумею высвободить руку – тогда, может быть...
Он протянул руку с гибким хлыстом куда-то мне за спину, и я почувствовал дикую, ослепляющую боль. В комнате, мне показалось, стало темно, словно кто-то щелкнул выключателем. Меня раздирало на куски, и на мгновение я даже потерял связь с хозяином.
Затем боль схлынула, оставив после себя только обжигающее воспоминание. Но не успел я собраться с мыслями, как хозяин снова подчинил меня своей воле. Впервые за все то время, что я был у него в подчинении, меня охватило беспокойство: его дикий страх и боль отчасти передались и мне.
– Ну как, понравилось? – спросил Старик.
Страх, однако, исчез, и я снова чувствовал лишь безмятежное равнодушие, хотя по-прежнему внимательно следил за своими врагами. Запястья и лодыжки тоже уже не болели.
– Зачем ты это сделал? – спросил я. – Разумеется, ты можешь причинить мне боль, но зачем?
– Чтобы ты отвечал на вопросы.
– Так задавай их.
– Что вы за существа?
Ответ появился у меня не сразу. Старик уже потянулся за разрядником, когда я услышал свой собственный голос:
– Мы – народ.
– Какой народ?
– Единственный народ. Мы изучили вас и знаем теперь вашу жизнь. Мы... – Я неожиданно замолчал.
– Продолжай, – мрачно приказал Старик и повел в мою сторону разрядником.
– Мы пришли, чтобы принести вам...
– Принести что?
Я хотел говорить: хлыст разрядника покачивался ужасающе близко. Но не хватало слов.
– Принести вам мир, – вырвалось у меня.
Старик фыркнул.
– Мир, – продолжил я, – и покой, радость... радость подчинения. – Я снова умолк. Слово «подчинение» не годилось. Я мучился, словно пытался говорить на чужом языке. – Радость... нирваны.
Это слово подходило гораздо лучше. Я чувствовал себя как собака, которую погладили по голове за то, что она принесла палку. Только что хвостом не вилял.
– Значит, так, я понимаю, – сказал Старик. – Если мы подчинимся, вы обещаете человечеству, что будете заботиться о нас и мы будем счастливы. Правильно?
– Абсолютно!
Старик задумался, остановив взгляд где-то у меня над плечом, затем плюнул на пол.
– Знаешь, – произнес он медленно, – нам, человечеству, уже не раз предлагали такую сделку. Из этого никогда ни черта не выходило.
– Попробуй сам, – посоветовал я. – Это очень быстро, и тогда ты поймешь.
На этот раз он взглянул мне в глаза.
– Может, мне так и следовало поступить. Может быть, я обязан испытать это не на... испытать это на себе. Не исключено, что когда-нибудь испытаю. Позже. А сейчас, – Старик вновь заговорил быстро и деловито, – сейчас ты будешь отвечать на вопросы. Если будешь отвечать сразу и правильно, ничего с тобой не случится. Будешь медлить, я увеличу ток. – И он взмахнул хлыстом разрядника.
Я съежился, почувствовав поражение. На какое-то мгновение мне показалось, что он согласится, и я уже начал планировать побег.
– Так, – сказал Старик. – Откуда вы прилетели?
Молчание. Ни малейшего желания отвечать.
Хлыст придвинулся ближе.
– Издалека! – выкрикнул я.
– Это и так понятно. Где находится ваша база, ваша родная планета?
Старик выждал и сказал:
– Видимо, придется подстегнуть твою память.
Я тупо следил за ним; в голове – ни единой мысли. Но тут к нему обратился один из помощников.
– Что такое? – отозвался Старик.
– Возможно, здесь какие-то семантические трудности, – сказал помощник. – Различные представления об астрономии.
– Откуда? Паразит знает столько же, сколько знает его носитель. Это мы уже доказали. – Однако он опустил разрядник и задал вопрос по-другому. – Ладно. Солнечная система-то уж тебе точно знакома. Ваша планета находится в этой солнечной системе?
Я помедлил, потом ответил:
– Нам принадлежат все планеты.
Старик выпятил губу и задумчиво произнес.
– Интересно, что ты имеешь в виду... Впрочем, ладно. Пусть хоть вселенная целиком. Но где ваше гнездо? Откуда прилетели корабли?
Сказать мне было нечего и я молчал.
Старик взмахнул рукой, и я почувствовал короткий удар током.
– Говори, черт бы тебя побрал! С какой вы планеты? С Марса? С Венеры? С Юпитера? С Сатурна? С Урана? Нептуна? Плутона?
Когда он называл очередную планету, я отчетливо видел их, хотя сам ни разу не бывал дальше орбитальных станций. И мгновенно понял, когда Старик назвал именно то, что нужно. Но мысль будто выдернули у меня, едва она возникла.
– Говори! – продолжал допытываться Старик. – Иначе я угощу тебя током.
– Ни с одной из них, – услышал я свой собственный голос. – Наша планета гораздо дальше.
Он взглянул на паразита у меня за плечами, потом мне в глаза.
– Ты лжешь. Придется помочь тебе стать честным.
– Нет! Нет!
– Что ж, попытаемся. Вреда от этого не будет. – Он медленно завел руку с разрядником мне за спину. В мыслях снова вспыхнул ответ, и я уже собрался его выдать, но тут мне сдавило горло, а затем резануло болью.
Боль не утихала, меня рвало на куски, и чтобы остановить боль, я пытался говорить, но стальная рука по-прежнему давила на горло.
Сквозь пелену боли я узнал склонившегося надо мной Старика. Лицо его дрожало и расплывалось.
– Достаточно? – спросил он.
Я начал говорить что-то, но поперхнулся и сразу накатило удушье. Последнее, что я видел, это приближающийся хлыст разрядника. Затем меня-таки разорвало, и я умер